Привет, сестренка  .Cindy. !



Рада тебя видеть!

@темы: "улыбнулось"

---

меня это доставляет ващщщееее))))

no suprise особо

@темы: "приехали", "музыка"

---

психоанализ.

Претставляете! Оказывается психологичесая расшифровка того, что на маскарад мужчины, которые выбирают женские образы и напяливающие женские платья, более в успешны в жизни, как мужчины, чем те, которые претпочитают наряжаться мачо и суперменами, в общем выбирают костюмы героев мужского пола!

это сестренка со мной поделилась, перед этим задав мне вопрос, кем бы я хотела быть на маскараде.
мой ответ Моцарт

вот и думай теперь

@темы: "приехали", "все страннее и страннее", "улыбнулось"

---

красиво)

12.04.2011 в 14:56

Пишет  Hezerita:

Талантливый современный художник Майкл Уэлан, очень нравится

@темы: "арт"

---

интересное прозрение

12.04.2011 в 19:17

Пишет  Hezerita:

Сегодня, слушая старые песни "Алисы", я очень ясно ощутила, насколько тесно их мотивы для меня связаны с творчеством, как ни странно, Сальвадора Дали. Может, потому что о музыке этой группы и картинах этого художника я узнала в одно и то же время, и они для меня неожиданным образом сроднились. Вчитайтесь в эти тексты, ну сюрреализм же!

ТЕАТР ТЕНЕЙ
В театре теней сегодня темно,
Театр сегодня пуст.
Ночные птицы легли на крыло,
Выбрав верный курс.
Стены да, пожалуй, бархат портьер
Еще пока помнят свой грим.
Город накрыла ночь,
Снами задув огни.
Скрип половиц
За упокой.
Лишь время сквозь щели
Сочится луной.
Лиц не видно,
Виден лишь дым
За искрами папирос.
Квадрат окна
Дробится в круг,
Чуть-чуть -
И вдруг
Слышишь -
Хранитель хоровода рук шепчет слова.
Я повторяю за ним:
Дух огня,
Начни игру,
Нам не начать без тебя!
В алых языках ритуального танца
Закружи гостей.
Взойди
Над прахом ветхих знамен!
Взойди
Мечем похорон!
Мы здесь,
Мы ждем сигнал,
Сигнал к началу дня!
Распиши горизонт
Кострами новых зарниц!
Вскрой душное небо
Скальпелем утренних птиц!
И хотя этот восход еще слишком молод.
А закат уже слишком стар,
Я продолжаю петь,
Я вижу пожар!
Театр начинает жить,
Лишь только свет отбросит новую тень.
Театр начинает жить,
Когда мы поем:
День,день,день, день!

ТОЛЬКО ЭТОТ ДЕНЬ (ОСЕННЕЕ СОЛНЦЕ)
Смотри, как август падает с яблонь,
это жатва,
это Сентябрь.
Омытый дождем берег
птицами отпет.
Из вереницы траурных дат
этот день,
только этот день,
Плачет...
Смотри, как ветры собирают в стаи
самых усталых,
Как поднимают и кружат
над Распятием листья,
Смотри, как лес полыхает
и медленно гаснет.
Это Сентябрь...
Осеннее солнце - гибель-сюрреалист,
Осеннее солнце - жатва,
Осеннее солнце листьями падает вниз.
Весна будет когда-нибудь завтра.
Смотри, как кровью дурманит болота
кикимора-клюква,
Как ведьмы-вороны
тревожат день вознесенья,
Смотри, как в саван-
туман наряжает озера,
Как стелет звезды по самой воде
поднебесье.
Смотри, как ветви и тени деревьев
ложатся на травы,
Как кружит души над куполами
звон Благовеста,
Как поминают вином и хлебом,
как провожают
Лето,
лето...

@темы: "цитаты", "все страннее и страннее"

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Н.Цискаридзе. Россия "в области балета" по-прежнему "впереди планеты всей".

Мужчина должен всегда оставаться порядочным и честным, так считает Николай Цискаридзе, который признался, что он очень ранимый человек.



Россия "в области балета" по-прежнему "впереди планеты всей", уверен солист Большого театра Николай Цискаридзе. "Мы впереди планеты всей в классическом балете, - заявил он в эфире программы "Познер". - Нам нет равных, и равных быть не может, потому что здесь учат танцу целенаправленно, эта система существует с 1738 года".

При этом Николай Цискаридзе выразил серьезные опасения по поводу того, сохранит ли Россия это лидерство. "Мы хотим убить это, наше общество, потому что Министерство образования сейчас выпускает очень страшные законы, что все музыкальные, театральные, хореографические заведения должны принимать детей бесконкурсно с 15 лет, - пояснил он. - И объяснить невозможно, что руку пианисту надо ставить с пяти лет, что ноги надо в балете ставить желательно с 9-10 лет".

По словам солиста балета, "все деятели искусства", включая его самого, "уже написали письмо Президенту, премьер-министру", но эти обращения "пока игнорируют". "Это происходит потому, что люди, которые пишут законы, когда их дети учатся за границей, гипотетически свое будущее не связывают с этой страной, им все равно, как будут учиться остальные дети, - предположил Николай Цискаридзе. - Я уверен, что если бы у нас был закон, согласно которому дети тех, что принимает и разрабатывает законодательные проекты, обязательно служили бы в армии и учились в нашей стране, эта система потихоньку бы усовершенствовалась".

Вообще, по мнению Николай Цискаридзе, "не Министерство образования, не люди, которые никогда не играли на скрипке, не танцевали, не пели, должны нам диктовать, как учить детей". "Это должны делать профессионалы, звезды, которые, действительно, играют, танцуют, поют на самых главных площадках мира, - заявил он. - А наша страна этим может хвастаться как никакая, в искусстве мы еще, действительно, побеждаем всех, хотя рискуем проиграть все Китаю".

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ ИНТЕРВЬЮ
читать дальше

В.ПОЗНЕР: В эфире программа "Познер", гость программы – Николай Цискаридзе. Добрый вечер, Николай Максимович.

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Добрый вечер, Владимир Владимирович.

В.ПОЗНЕР: Добрый вечер. Я не хочу скрывать от наших зрителей, что мы с вами знакомы. Нельзя сказать, что близко, но несколько раз встречались у общих друзей и где-то там обменивались разными словами. У меня есть вопрос сразу, а потом - вопросы от наших зрителей, узнавших, что вы будете. Где-то я вычитал, что у вас нет автомобиля.

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Нет, у меня есть автомобиль, но я не умею водить – меня возит водитель.

В.ПОЗНЕР: А то хотел спросить, вы приехали на метро?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Я пользуюсь муниципальным транспортом регулярно, так как Большой театр находится в центре. И когда начинаются государственные праздники (а Большой театр никогда не отдыхает в государственные праздники), то я на свою службу никак не могу попасть, если я не буду пользоваться метро.

В.ПОЗНЕР: И ничего?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Замечательно. Я привыкший, я выросший…

В.ПОЗНЕР: Понятно. Вообще, вас узнают в метро?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Да, узнают, конечно. Вообще, телевизор делает чудеса. Вам же принадлежит знаменитая фраза, что благодаря телевидению можно раскрутить даже лошадиный зад. К сожалению, это правда. И если честно, я не завидую людям, которые... Допустим, голливудским артистам вообще не завидую. Это, мне кажется, какое-то бремя тяжелое. Это первые 10 дней радует, что тебя узнали, что у тебя взяли автограф. А потом иногда, когда ты сталкиваешься с какими-то элементарными вещами, когда тебе не хочется, чтобы на тебя смотрели, именно сейчас, а на тебя все равно смотрят, то это...

В.ПОЗНЕР: Но это часть профессии, согласитесь.

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Конечно. Я хочу вам сказать, что артисты балета как никто знают, что такое часть профессии, поклон и узнаваемость в том плане, что нас же кланяться учат с детства. И объясняют всегда (хорошие педагоги), что это обязательная программа, что красивый поклон, уход со сцены и выход на сцену – это очень важная вещь.

В.ПОЗНЕР: Итак, вопросы наших зрителей. Их много бывает, вопросов, а мне тоже хочется их задавать, поэтому мы берем где-то до пяти и дальше уже сам. Наталья Сергеевна Лучникова: "Грузинская мудрость гласит: "Три вещи в своей жизни должен сделать мужчина – построить дом, вырастить дерево и воспитать сына". К этому стоит стремиться или у каждого свои цели? Что, по вашему мнению, должно являться базисом, без которого невозможно построить, вырастить и воспитать?"

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Мне кажется, что есть еще такое понятие как судьба, и не каждому человеку, наверное, суждено осуществить то, что ему хочется. Есть многие вещи, которые не мы решаем. Это первое. Второй момент: на мой взгляд, конечно, эти красивые фразы очень важны. Но самая сложная дилемма и, как показывает практика и история, это - остаться человеком. Для меня это очень важный момент, особенно последнее время, когда красивые слова "свобода" и "демократия"... Вернее, она сразу стала понятна всем по-разному. И я в последнее время в театре, так как я, все-таки, социально человек именно театральный, я сталкиваюсь с такими страшными проявлениями, что каждый раз стоишь перед какой-то дилеммой, сделать выбор, так поступить или так. И в этом всем остаться человеком для меня гораздо важнее. А дальше уже - как сложится. Понимаете, Владимир Владимирович, я вырос, может быть, я вам рассказывал (мы с вами много об этом беседовали), я вырос в той семье, в которой никогда никто не мог себе представить, что я буду танцевать, тем более в балете. И вдруг это произошло, понимаете? В этом была какая-то... Действительно, я анализирую, это была цепь событий, которая выстроилась в это красивое слово "судьба". Теперь я думаю - действительно, судьба. Потому что все говорило о том, что это не должно произойти.

В.ПОЗНЕР: Юлиана Миронова: "Вы прекрасно понимаете, что балетная жизнь не может продолжаться вечно. И на смену всегда приходят молодые, более талантливые, возможно. Скажите, пожалуйста, что вы собираетесь делать после?"

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Во-первых, я уже 7 лет работаю педагогом-репетитором в Большом театре. И очень интересно. Так как я попал в театр и сразу на меня обратили внимание очень великие люди, которые были гораздо старше меня сильно, то мой педагог, один из самых главных, Марина Тимофеевна Семенова (мне было 18 лет) мне сказала: "Колька, надо готовиться к пенсии". И это, на самом деле, тогда казалось глупостью и юмором. А сейчас я понимаю: боже, спасибо, и какая она умница. Она меня заставила выучиться, поступить в институт, закончить. И она мне дала эту профессию, она меня научила.

В.ПОЗНЕР: Была великой балериной.

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Она была великой балериной и главное, что она была великим педагогом. Так что эта профессия у меня есть. Другое дело, Владимир Владимирович, о чем надо очень сильно говорить, что преподавательский труд – он очень дешев. Затрачивание вами сил и эквивалент оплаты невозможно сопоставить. Потому на это жить, конечно, очень сложно. Я не знаю, что со мной будет, когда я перестану танцевать. А я, в принципе, уже всем сказал, когда я это закончу. Я имею в виду танцевать как? Классический балет, понимаете? Для меня самое ужасное, все-таки... У меня амплуа принцев и влюбленных юношей. Есть возраст, когда ты уже смешон в белом трико с романтическим выражением лица. Есть другие роли, которые надо делать, но не классических принцев.

В.ПОЗНЕР: Я видел вас в других ролях – об этом еще скажем. Андрей Лабазюк: "Как вы относитесь к такому явлению как публичное участие в политике людей, представляющих мир культуры? Приходилось ли вам когда-нибудь принимать участие в подписании писем? Предлагали ли вам стать членом партии и так далее?"

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Я к этому отношусь… Не могу сказать, что плохо, но не положительно. Когда человек – действующий артист или действующий режиссер, он не может принадлежать... Не то, что быть партийным. Потому что если ты к чему-то примыкаешь, надо быть последовательным и делать это честно и до конца. Я не понимаю танцующих депутатов, поющих депутатов. Честно, не понимаю. Потому что когда ни покажут зал Государственной Думы, их там нет. И я считаю, так как они, действительно, влияют на нашу жизнь за наши деньги, это мы их с вами содержим и телезрители все наши, мы платим налоги, чтобы они жили хорошо, а они ничего в этот момент не делают, простите. Вот это я не очень понимаю. Мне никогда не предлагали стать членом партии, я думаю, что все прекрасно понимают, наверное, знают мое мнение этот счет.

В.ПОЗНЕР: А письма подписывать какие-нибудь, обращения?
Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Если я когда-нибудь что-нибудь подписывал, какое-либо письмо, это была поддержка кого-то на звание или чтобы дали квартиру. Но ни в коем случае не примыкающее ни к каким вещам. Мало того. Когда меня, действительно, агитировали примкнуть, когда был конфликт Грузии и России – это очень скользкая тема, особенно для меня. Будучи этническим грузином… Я сказал сразу, что артисты вообще не имеют права говорить ничего, тем более те, которые живут в этой стране, на этой территории.

В.ПОЗНЕР: Марина Волошина: "Вы производите впечатление баловня судьбы, надменного и гламурного человека. Но это ровно до того момента, как попадаешь на ваше выступление, после которого невозможно остаться равнодушным. Понимаешь, что вы, действительно, талант. Причем, я не одинока в своих наблюдениях. Вы когда-нибудь задумывались над тем, какое впечатление производите на людей вне сцены?"

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Да. Задумывался. И меня очень часто удивляло, что... Знаете, Козьма Прутков написал гениальную фразу, что люди подобны колбасам: чем их начинят, то они и носят. Для меня это очень важная вещь. Я когда сталкиваюсь с такими вещами, я думаю: "Неужели вам не хочется подумать заранее, чем вынести какой-то вердикт?" Конечно, на каждый чих не наздравствуешься, и я стараюсь не оправдываться, если меня в чем-то обвиняют. Знаете, Владимир Владимирович, у меня были очень строгие родители, и первое, за что они меня очень сильно наказывали, когда я был совсем маленьким, мама говорила: "Доносчику первый кнут". Она мне не разрешала жаловаться и не разрешала оправдываться, в категорической форме. Если что-то произошло, я должен был нести ответственность за то, что произошло. И, может быть, это и сформировало мой такой взгляд, что... Вы хотите так думать – думайте. Другое дело, что я знаю, что какие-то вещи я не сделаю.

В.ПОЗНЕР: Сергей Михайлов: "Вы как-то сказали о своем выборе так: "Мне просто понравилось и захотелось сказки в жизни. Я никогда не видел, что делается за кулисами, как это все готовится. Если б я был артистическим ребенком, 100% никогда не пошел бы в балет, зная, что там за кулисами". Вопрос: но, ведь, вы же должны были достаточно рано узнать об изнанке этой жесткой профессии? Почему не передумали?"

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Очень было интересно. Потому что когда меня мама пугала и рассказывала, как это жутко, потому что мама была категорически против балета, то я, естественно, не верил, потому что отсюда же, из зрительного зала все по-другому выглядит, да? Это безумно красиво, это очень легко. А в советское время балет был на таком уровне, что это было, действительно, сказкой. То когда я туда попал, у нас с мамой был такой договор, что я сам выбрал. У нас было очень смешно, когда она долго говорила, что "нет-нет-нет", а я слышал как-то, что дедушка ей, когда надо было, чтобы никто не понял, особенно я не понял, они переходили на грузинский язык, потому что я в детстве не очень хорошо говорил. И дедушка маме как-то сказал: "Ламара, ты не забывай, что ты женщина и твое мнение здесь вообще никого не волнует". И мне очень понравилась эта фраза. И когда я ее произнес в десятилетнем возрасте, когда мама мне что-то говорила, я сказал: "В конце концов, мама, не забывай, что ты женщина, и это моя жизнь и твое мнение никого здесь не волнует". Надо вам сказать такую вещь, знаете, она не поругала меня за это, хотя я думал, что сейчас будет все. Она мне сказала: "Хорошо. Но учти, ответственность будешь нести ты". И когда я это все понял, мне уже было, наверное, лет 13. И мне, правда, хотелось уйти. Было очень сложно. Потому что 13, 14, 15 лет для мальчиков - сложный период, организм опаздывает оформляться по сравнению с девочками – девочки уже более крупные. Начинаются поддержки какие-то, нам очень сложно. Главное, сложно долго прыгать, потому что задыхаешься. Потому что дыхание же – это очень сложно тренируемая вещь. И я помню, что я стоял как-то, думал и подумал: "Нет, если я сейчас признаюсь, мама мне скажет: "Ну что? Не смог? Я же была права". Я подумал: "Нет, я смогу". Вот это тщеславие меня тогда вытянуло, хотя я могу вам сказать, что я никогда не жалел том, что пошел по этой дороге. Мне, правда, способности дал Господь Бог неплохие. Но установка, вот мы договорились с мамой с первой минуты, что я буду стараться быть первым.

В.ПОЗНЕР: Итак. Таковы вопросы наших зрителей. Сейчас прошу вас посмотреть рекламу, а потом мы уже продолжим.

ВТОРАЯ ЧАСТЬ

В.ПОЗНЕР: В балете несомненно есть много разных законов. В интервью их гораздо меньше, но один из них гласит, что первый вопрос должен зацепить зрителя. Я не знаю, зацепит или нет, но меня зацепила одна ваша фраза, когда вы сказали, что вы охотно идете на интервью, довольно легко, ведь потом придет время, когда никто об этом и не попросит.

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Да, конечно.

В.ПОЗНЕР: И я подумал, что это немножко похоже на разговор о смерти: мы знаем, что она неизбежна. Вначале мы как-то к этому относимся спокойно, но по мере ее приближения разные люди по-разному на это реагируют. Как вы внутренне настроены по отношению к тому, что придет такой день, возможно, когда вас не будут просить об интервью? Возможно, и нет. Потому что если вы – крупный педагог, то тоже, ведь… Но, все-таки?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: У меня был очень страшный период в жизни, когда со мной случилась серьезная травма. И я попал в больницу, и, действительно, никто не знал, выживу я или нет, потому что там было много показаний на то, что я не должен проснуться с утра. Потому что у меня был сепсис, у меня был золотистый стафилококк. Если кто-то понимает, это тяжелая вещь. И тогда, в больнице мне пришла такая мысль в голову… Потому что у меня всегда была температура 38,40, бред все время, это в течение месяца продолжалось, мне пришла такая мысль в голову: "А вдруг, если все с балетом?" На самом деле, мне не приходила мысль в голову, что я умру. Мне потом она пришла, когда я уже выздоровел и посмотрел назад, что было. И я подумал, что за то, что делал в этом искусстве человек под фамилией Николай Цискаридзе, мне не стыдно. И потом, когда я уже вернулся обратно в балет, и я стал что-то делать, то я понял одно – что самое, наверное, главное, в тот момент, когда все прекратится, чтобы мне было не стыдно ни за один мой поступок, чтобы я не подписал, как вы говорили, ни одно письмо, то, которое бы на меня роняло тень, чтобы я не стоял на стороне тех людей, которые пинают лежачего... Да, пусть будет у меня меньше этих выходов на сцену, но они будут качественные. И для меня фраза одного из моих педагогов, Галины Сергеевны Улановой, которая мне сказала это очень рано (я был молодой мальчик и очень рвался в танец): "Коля, пусть у вас останется сожаление о том, что вы что-либо не сделали, нежели о том, что вы что-то попробовали".

В.ПОЗНЕР: Вообще, что Уланова? Я вас спрашиваю... Вот, послушайте. Я видел Уланову. Это было в 1953 году, давно. Я ее видел в "Ромео и Джульетте", я ее видел в "Жизели", я жил тогда в гостинице "Метрополь" напротив Большого театра. Я никогда не забуду то, что я увидел. Это поразительно было. С вашей точки зрения, что такое Уланова?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Мне кажется, что фраза, сказанная Фаиной Георгиевной Раневской о таланте, это очень важная вещь. Она очень правильно сказала, что талант – это как прыщик, на кого вскочит – не понятно. Это может быть подлец, это может быть идиот, это может быть, действительно, гений. Но это вещь неопределимая. С Галиной Сергеевной была одна вещь. Конечно, я ее на сцене не застал, и если смотреть сегодняшними критериями и говорить, что недотянута нога, это – одно. Но я – свидетель того... Вот, фотография Нарцисса висит у вас. Это то, что приготовила со мной Галина Сергеевна. И когда она со мной это готовила, это поставил Касьян Голейзовский на Васильева. А она с ним это репетировала, с Васильевым. Он показал нам порядок, и потом Галина Сергеевна пришла как-то и сказала: "Вы знаете, Коля, если бы Касьян был жив, он бы вам все переделал. И я подумала… Мы не будем с вами ничего менять, мы сместим акценты. Я думаю, Касьян бы меня простил, потому что вы по-другому сформированы, у вас фигура другая, вам нельзя делать все те позы и те акценты, которые делал Володя". И в один прекрасный день она мне сказала: "Я тебе сейчас покажу, как я вижу" и стала прыгать. В репетиционном зале был концертмейстер, который играл, я и фотограф. Слава богу, был фотограф, который это фотографировал. Вы знаете, мы все три, втроем были в шоке, потому что танцующую Уланову мы все втроем не видели никогда. В этот момент в зале произошло какое-то чудо. Ей было 87 лет, она была на каблуках. Женщина превратилась в молодого юношу, Нарцисса, которая прыгала, бегала. Она не двигалась очень сильно, если анализировать, да? Какая-то появилась магия. Я в тот момент понял, что людей сводило с ума, что людей заставляло с ее фотографией идти под пули во время фронта. Эти мешки писем, которые хранятся, которые люди ей писали с фронта. Они с ее именем так же, как с именем Сталина шли в бой. Понимаете? Вот тогда я понял, что вот эта магия таланта – она необъяснима. У меня этот спектакль был один раз. И для меня она осталась помимо этой картинки, великая балерина и так далее, она для меня осталась очень интересным персонажем. Наверное, я один из немногих людей, который видел как Уланова плачет. У нее были очень сложные годы последние в театре, ее предали очень многие люди, ей очень многие люди начали мстить: они считали, что она им своим талантом сгубила им карьеру. Вы знаете, когда в один прекрасный день я увидел, что она зарыдала от бессилия, от этого хамства, от того, что она ничем... Ей 87 лет и она ничем не может противостоять вот этому. Вот, у меня и такая Уланова есть внутри. Но я знаю только одно – что то тепло, которое она мне пыталась подарить, мальчику, который, на самом деле, не все понимал, что она говорит, поверьте, я очень много раз возвращался к каким-то разговорам с ней и думал: "Боже, какой я был дурак. Почему я не записывал ничего?"

В.ПОЗНЕР: А ее... Как бы это точнее сформулировать? Так танцевать, не важно, талант, гениальность, но требуется огромный труд. Я в связи с этим вспоминаю. Мне Белла Ахмадулина как-то сказала, когда я говорил с ней о поэзии, она назвала это "сладкой каторгой".

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Фаина Георгиевна Раневская сказала гениально, что это "каторга в цветах".

В.ПОЗНЕР: Хорошо. Значит, вы же говорите, что это каторга. Сладкая каторга – это Белла, а вы говорите так: "Просто бремя не сладкое. Я мечтаю, чтобы оно быстрее кончилось". Значит, это совершенно другой взгляд. Вы не кокетничаете, когда это говорите?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Нет. Вы знаете, Владимир Владимирович, что один раз я почувствовал? Я был очень удивлен. Балет "Баядерка", самое сложное в моей профессии – это классический балет, потому что это самая высшая ипостась. Как для музыканта сыграть концерт Чайковского и играть его 40 лет на этом уровне, на котором он проявился, что для скрипача, что для пианиста, понимаете? Как спеть "Nessun dorma" для тенора, когда весь мир знает, что сейчас будет такая-то нота. То же самое для нас, для классических танцовщиков: в третьем акте самые сложные движения, ты уже четвертый час в концентрации, ты два акта до этого и танцевал, и бегал, и бог знает, что делал, ты устал уже, а тебе каждый раз надо эту Олимпиаду выигрывать. Это у спортсменов один раз Олимпиаду выиграл, и ты - навсегда олимпийский чемпион. А артисты балета подтверждают свою Олимпиаду каждый спектакль. Они опять должны перепрыгнуть планку 5 метров 50 сантиметров либо повысить. А если ты понижаешь, все кричат: "Акелла промахнулся!" Понимаете? Шел балет "Баядерка", там выход теней – помните этот знаменитый? А у танцовщика одно из самых сложных мест начинается после этого выхода. И обычно когда этот идет выход... А каждый спектакль у нас подсознательно как у собачки Павлова: вот этот такт начинается музыки – я знаю, что я должен уже встать, мяться, вот этот такт музыки – я уже должен подпрыгивать, потому что мне сейчас выходить и, действительно, пахать на сцене. Я сижу, смотрю, как они спускаются из кулис, это безумно красиво, сижу и думаю: "Интересно, если бы кто-то изобрел такую машину, которую подключают к мозгу, и провел бы эксперимент, что когда человек смотрел на свою гильотину и, вот, сейчас ко мне бы подключили, наверное, было бы то же самое". По ощущениям. А, знаете, бывает так, что весна – самое сложное для нас или осень, когда часто меняется погода, когда давление. А все это же... А ты в воздухе должен крутиться, ты должен каждый раз приземляться точно в позицию – это классический балет. И ты не имеешь права на ошибку, второго дубля нет. И я сижу и думаю: "Господи, какой кошмар". Вот я от этой ответственности. Потому что все пришли, да, человек из телевизора, знаменитый Цискаридзе. В программке написано: народный, международный, вот такие премии, такие премии, такие премии. Да, мне есть чем гордиться, потому что я самый молодой получил все, что возможно в этом мире, полный соцпакет. А я это должен оправдать. И этот соцпакет – он не в плане радости уже, а, вот, он здесь лежит, и ты идешь, и каждый раз ты должен оправдать, что ты - именно тот человек, который это все заслужил.
Как-то мы сидели с Володей Спиваковым и Сати, его супруга стала говорить: "Володя, вот ты не хочешь это играть, не хочешь это играть". Я говорю: "Господи, как я его понимаю". Потому что он сказал: "Я не могу... Не сыграть – сыграть я не могу. От этой ответственности, что, не дай бог, не будет одной нотки хотя бы не той". Потому что он – Спиваков.

В.ПОЗНЕР: Это уже не сочинение стихов, это другое, конечно.

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Да. И, знаете, когда тебе все в шутку, потому что, все-таки, молодость – правда, она легче. Я устал не от выхода на сцену, я все это очень люблю. Я устал от ответственности, что я должен подтверждать этот бренд. Я думаю, что каждый большой артист или профессионал вам скажет. Гениальная грузинская пословица – она, кстати, использована у Цагарели в "Хануме", что хороший сапожник – тоже поэт. Говорят: "А плохой сапожник?" - "А плохой сапожник – сапожник. Что о нем разговаривать?"

В.ПОЗНЕР: Чуть-чуть отойдем. Насколько я могу судить, есть три дня в году, которые для дня рождения не подходят. Первый – это день дураков, первое апреля, это ваш покорный слуга. Всю жизнь, естественно, понимаете… Второй – это 29 февраля, когда только раз в четыре года. И затем 31 декабря, когда ты получаешь подарки только за один день. Ты же не получаешь за то и за то. Вы как раз и есть тот случай 31 декабря.

В.ПОЗНЕР: Видите, как мы встретились за одним столом? Два исключения.

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Да, дурак и Новый год. Так вот, скажите мне, пожалуйста, честно или, вернее, серьезно. Как-то на вас повлияло, на вашу судьбу, то, что вы родились в канун каждого Нового года?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Мне очень нравится, что очень легко подводить итог и году, и своему году. Вот это нравится. И второй момент, знаете, это такая лакмусовая бумажка для меня: этот праздник забыть нельзя. Тот человек, который забывает мой день рождения, я понимаю, как он ко мне относится. Потому что можно забыть любой день в году, но 31 декабря ты не можешь забыть. Очень человек проявляется, как он к тебе относится. Мне не нужны фразы, мне очень мало важно, от кого получить подарок. Есть люди, от которых бы мне хотелось просто получить внимание – мне все равно, что мне подарят, мне важно внимание. Но проверяю я регулярно, вспомнили обо мне или нет.

В.ПОЗНЕР: Хорошо. Теперь смотрите, я много читал о ваших родителях и какая-то путаница. Значит, отца вы почти никогда не упоминаете, вы говорите об отчиме. Но тоже не часто. И очень много о маме. В одном интервью вы сказали (и это напутали), что мама – русская. Я понимаю, что мама – грузинка.

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Нет, мама – грузинка чистая.

В.ПОЗНЕР: Грузинка и так далее. Что папа?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Папу я никогда не знал и я не знал, кто он, до определенного момента. И это была большая тайна за семью печатями, потому что, как бы, как вы понимаете, я родился на Кавказе. Кавказ – вещь очень опасная, ребенок должен родиться легально, он должен родиться в легальном браке. Я родился в легальном браке. Если ребенок не рождался в легальном браке, его не могли отдать в детский сад, его не могли отдать в школу.

В.ПОЗНЕР: То есть родители должны быть женатые?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Да, обязательно.

В.ПОЗНЕР: Ваши были женатые?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Мои были, да, я родился в легальном браке. Но дальше с того момента, как я помню окружающих меня людей, у меня был отчим. Мне с детства очень четко было поставлено, что это не родной папа, но это никак не отменяет того, что его надо уважать и слушать. Он был очень интересный человек, он был совершенно не из того круга, из которого была мама. Это был очень страшный мезальянс. Мало того, у них была большая разница в возрасте. Мама была старше на 16 лет.

В.ПОЗНЕР: И она – преподаватель?..

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Мама работала уже в тот период, когда родился я, она работала в школе, всегда преподавала физику, иногда астрономию и иногда в вузах принимала, потому что у нее было очень хорошее образование. То, что я знаю отрывками, потому что очень многое скрыто. До сих пор. Я не интересуюсь, потому что те, кто мог рассказать правду, умерли. А слушать какую-то ересь я не хочу. Ходить по всяким архивам – тоже мне никогда не интересно было. Потому что мама всегда говорила, что бьют не по паспорту, а по морде. И она – человек, который перенес... Она очень хорошо помнила и 1937 год, и 1935, потому что мама родилась в 1932 году и много что в этой стране увидела. И я единственное что знаю, что она была замужем первым своим браком за мужчиной, который работал в Обнинске, и она работала в Обнинске. Те документы, которые я получил после ее похорон, нигде не значится ничего – нет писем в течение 20 лет, нет фотографий никаких. В ее трудовой книжке, как бы, она жила-жила-жила, исчезла, а потом опять жила. Потому многие вещи для меня вообще под семью печатями, и я в какой-то момент для себя решил: она не хотела, чтобы я знал. Она даже на смертном одре не призналась. И не надо.

В.ПОЗНЕР: Вы носите ее фамилию?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Да, я ношу мамину фамилию. Вернее, она жила под этой фамилией. С фамилией тоже куча "но". Много таинственного. Потому что она была из хорошей семьи, но под этой фамилией в Советском Союзе лучше было не жить. Потому что, судя по всему, ее папа тоже работал в таких структурах, где не надо было носить хорошую фамилию. И так далее. Потому я всегда не говорю. Есть, конечно, то, что писали в анкетах в Советском Союзе, и это многих приводит в замешательство, потому что это не совпадает с реальной версией. Вот и все. Но мы тогда должны были что-то писать, и мама должна была заполнять эти бумаги.

В.ПОЗНЕР: Вы уже рассказали о том, что ваша мама совершенно не желала, чтобы вы пошли в балет, и что вы грозно ей сказали "так-то и так-то", и вы до чего-то договорились. Где-то я читал, что она сыграла очень важную роль в том, что вы потом переехали в Москву. И даже сказано, что она сделала все для этого. Это что значит, что она сделала все?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Я вам сейчас объясню, Владимир Владимирович. Вы как человек, живший в Советском Союзе, знаете, что было такое положение о национальных кадрах. Вот, я был не национальный кадр. И почему мама еще была против этой профессии? Мы были слишком далеки от элиты, театрально-балетной, где можно было это получить. На этих местах – там несколько мест было от Грузии – учились, естественно, блатные дети, как это всегда с Кавказа, вы знаете, зам товаровед позвонил этому, тому и так далее. Я шел в общем списке. Потому, когда встал вопрос о приеме... Несмотря на то, что я, действительно (вот это я вам говорю уже как неплохой артист балета, проживший немаленькую жизнь в этом искусстве), я с точки зрения мальчика, который пришел в первый класс, был вундеркиндом. Потому что там не надо уметь танцевать – там надо было иметь какие-то способности, поднять ногу, вытянуть, строение ноги, пропорции, да? У меня был на тот момент полный пакет. Но меня не брали в Москву. Все время что-то мешало. То то, что я из Грузии, то то, что я с грузинской фамилией и так далее. И был смешной момент, когда сказали, что надо фамилию поменять. Мамина родная сестра замужем за Романовым. Она – Зинаида Романова. И надо было, чтобы мама отказалась от меня, родная ее сестра меня усыновила и сделала меня... И я помню, мне было тогда 11 лет, и мы сидим на кухне все, обсуждаем. Я маме говорю: "Николай Романов уже, по-моему, был в истории и, по-моему, это не очень хорошо закончилось". Все рассмеялись и на этом поставили крест.

В.ПОЗНЕР: Но, все-таки, каким образом вы попали?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Очень был интересный момент. Московским хореографическим училищем руководил, одним из замдиректоров Головкиной был такой дяденька по имени Дмитрий Яхнин. Он был, так скажем, человек с погонами. Замдиректора по воспитательной работе, что-то такое. И нам очень повезло, потому что мама работала в школе очень много лет, у нее было много родителей, с кем она дружила после даже того, как дети выпустились. Он после войны очень долго работал в Тбилисском артиллерийском училище. И, вот, кто-то нашелся, кто с ним дружил много лет, и он просто позвонил. Он одну вещь сказал, что "если у него есть данные, я вам обещаю, что он попадет". И, действительно, он пришел на просмотр и меня взяли в московское училище. Но после этого начинался новый этап. Значит, теперь надо где-то жить, и мама была против интерната. Надо было менять квартиру. Просто совпало: мне было 13 лет, маме исполнилось 55, она оформила пенсию и со мной сюда переехала. Но это было счастливое советское время: там она сдавала квартиру, здесь мы снимали комнату, у нее была пенсия достаточно большая...

В.ПОЗНЕР: А в счастливое советское время можно было сдавать квартиру?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Да, можно было, и нам хватало денег. Но в один прекрасный день, Владимир Владимирович, рухнул Советский Союз, рухнули все деньги, пенсии обесценились, и жить стало не на что. И вот это, конечно, маму привело совершенно в страшную вещь. Я считаю, что я танцую на ее костях всю свою жизнь, потому что она делала все, чтобы нам было, на что жить, что есть. А еще что было смешно? Несмотря на то, что она была педагогом с 35-летним стажем, когда рухнул Советский Союз, очень много педагогов ушло из школ. Школа, находящаяся рядом с нашим домом, там не было физики в течение полугода. И директор мечтала ее взять на работу, потому что она была - очень крупный специалист. Но не имела права – у нее не было московской прописки. А это был бы хотя бы заработок хоть какой-то. И так далее, и так далее. Тогда я ничего этого не понимал. Но когда я стал взрослым, когда я стал понимать, что сколько стоит, что такое прописка, что такое квартира... Я тут недавно документы какие-то оформлял и я увидел, в какой момент я прописан в Москву. 9 февраля 1991 года. В марте эта страна рухнула. В марте бы меня уже не прописали, понимаете? А она положила жизнь на то, чтобы меня прописать, потому что без прописки меня бы в Большой театр не взяли.

В.ПОЗНЕР: Насчет того, как вас взяли в Большой театр. Я не знаю, помните ли вы это или нет (вы не могли этого видеть), но когда был первый конкурс имени Чайковского и победил Ван Клайберн, то Рихтер, который был среди членов жюри, поставил Ван Клайберну 20 баллов, а всем остальным поставил 0. И Клайберн победил. И я иногда думаю: "А если бы не было Рихтера, если бы Клайберн не победил? Все равно это был настолько яркий, талантливый человек, что он пробился бы". Теперь ваш случай. Госэкзамен. Вас в списках, чтобы попасть в Большой театр, нет. Смотрят списки, видит вас Григорович и говорит: "Грузину – пять и взять в театр". Говорят: "Как это?" Он говорит: "Очень просто". Он пишет вас под первым номером, несмотря на алфавитный список, и таким образом, в какой-то степени решает вашу судьбу.

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Все, моя судьба решена Григоровичем.

В.ПОЗНЕР: Если бы не было Григоровича (я продолжаю параллель с Ван Клайберном), как вам кажется, вы бы выбились в первачи?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Нет. Я маме сказал такую вещь: "Если меня не возьмут в Большой, я никуда не пойду". Вообще не пойду. Для меня балет был, с какого-то момента, когда я... Сначала-то хотел попасть в сказку, потом я понял, что моя сказка – это восемь колонн, квадрига и потому что самое лучшее в этой стране. Просто мы тогда не знали, что есть что-то другое, немножко страна была закрытая. И моя мечта была только о Большом театре. Я много раз говорил…

В.ПОЗНЕР: А что было бы? Вот, вы бы не пошли в Большой, и что?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Наверное, пришлось бы идти учиться на кого-нибудь. Но я, наверное бы, пошел поступать в театральные вузы. Потому что я очень... Я знаю одно, Владимир Владимирович. Не знаю как, но в театр бы я попал по любому поводу, не артистом, может быть, художником, может быть, оформителем, может быть, рабочим, со светом работал и так далее, и так далее, и так далее. Но театр был для меня... Мне понравилось это производство, мне нравилось там все. Да, я понимаю, что это сложная профессия, она имеет лимит, она имеет определенные условия – тут есть интриги, там есть клановость и так далее. Но это все прекрасно.

В.ПОЗНЕР: Прекрасно-прекрасно. Вот вы говорите о Большом – я много читал и мало комплиментарного. Вы говорите о невероятной зависти, о том, что...

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Я говорю о людях, а не о Большом.

В.ПОЗНЕР: А что такое здание без людей? Это же люди. Когда вы попали туда, вы постепенно должны, тем более с вашим талантом… Вы сразу стали выделяться. Вы говорили о том, что они думают, как друг друга сожрать вообще, что все время надо вертеть головой, да? Это как? Как с этим жить? И вообще, что это? Характерно в особенности для балета?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Для балета это очень сильно характерно по одной причине. Срок сжат. У вас очень мало времени. Если в драматическом театре это счастливое время… Правда, не сыграл ты Чацкого, не смог ты стать Молчалиным, но зато ты сыграешь Фамусова и ты прозвучишь. Есть много артистов, вот, знаменитая актриса (я не помню ее фамилию), которая мисс Марпл играет в английском сериале. Она во сколько лет стала суперзвездой? И так далее, и тому подобное. В балете – нет, только до 23 лет. Ты в 23 года уже должен быть мировой звездой, для большой карьеры. И все. Ничего у тебя не получится. Потому здесь сконцентрировано. Что касательно всяких сложностей, понимаете, я знаю одно. Что любой театральный коллектив или, коллектив на заводе, или где угодно – это модель нашего мира. В принципе, это Дарвин, это естественный отбор. Не съешь ты – тебя съедят. Если ты не умеешь защищаться... Возвращаясь к первому вопросу, за что мне не стыдно… Я вел только оборонительные войны в своей жизни. Я не позволил себе вести наступательные. Оборонялся я, действительно, очень жестко и очень серьезно.

В.ПОЗНЕР: Как, например? Физически?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: По-всякому. Доказывал, ругался и так далее. Мне повезло. Первое время мне повезло – у меня был иммунитет фантастический: с одной стороны стояла Уланова, с другой – Семенова. Крепче брони не существовало. Но они воспитали мой характер так... Пример вам приведу – будете очень смеяться. Тот же Нарцисс, Галина Сергеевна решила, что не надо танцевать под фонограмму, не надо танцевать под оркестр – под рояль, так, как это решил Голейзовский. Она заходит в кабинет со мной вместе к тогдашнему художественному руководителю и говорит: "Так-то, так-то и так-то, я решила, что на сцене должен стоять рояль, и Коля будет танцевать под рояль". Так как это Уланова, ей надо было подробно объяснить, почему рояль невозможно вынести на сцену. 20 минут он перед ней практически танцевал полечку. Она его выслушала, потом встала и сказала: "Я поняла: рояль будет стоять на сцене" и вышла. Все. И такой жесткости они меня научили очень сильно. Есть вещи, которые я не позволю сделать.

В.ПОЗНЕР: Драться приходилось? Физически?

В.ПОЗНЕР: Даже так?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Конечно. Но, вы понимаете, это все такие мелочи по сравнению с той радостью, которая у тебя иногда бывает творческая. Я часто думал: "А стоила игра свеч? А стоило туда идти?" Или когда я читаю какую-нибудь прессу, когда меня только что облили с ног до головы, я стою и думаю: "Если Галина Сергеевна из всего этого великолепия молодых мальчиков и девочек обратила внимание на меня, и Семенова, которая с ней не общалась, тоже обратила внимание на меня". И они вместе, когда встал вопрос, чтобы мне дать ставку солиста, они вместе – эти женщины очень мало в жизни общались, это было два противоположных лагеря – они вместе пошли к Васильеву, он тогда был худруком и гендиректором Большого театра, и мне выбили премьерскую ставку. И меня с самой низшей ступеньки перевели на самую высшую, где были народные артисты. Значит, за что-то я должен благодарить судьбу, что это произошло? Я, к сожалению, не имею права...

В.ПОЗНЕР: После этого вас, наверное, так полюбили.

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Да. Это отдельно, ну что вы.

В.ПОЗНЕР: Понятно. Слушайте, вы по ходу пьесы вспомнили Молчалина и Чацкого, а я из-за этого вспомнил ваши слова. Вы как-то сказали, что "время у нас сейчас Молчалиных, а я – Чацкий. К сожалению". Во-первых, я хочу спросить вас, почему вы жалеете о том, что вы Чацкий? Чацкий, все-таки, на мой взгляд, замечательный человек. А время Молчалиных было всегда. Когда-нибудь было время Чацких?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Я не жалею. Я, к сожалению, говорю с грустью, что это сложное амплуа.

В.ПОЗНЕР: Да, а время Чацких?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Да, было. 1991, 1992 год.

В.ПОЗНЕР: Два годика – время Чацких.

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Да. А потом - все, опять Молчалиных. Наверное, 1917 год, 1918 – тоже Чацкие. Когда нужны люди, которые, действительно, что-то хотят сделать. Я, знаете, я у Бисмарка прочитал гениальную фразу, что революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются плодами подлецы. Ведь, действительно, если задуматься, все революции, которые мы с вами видели, к сожалению, история свидетельствует только об этом.

В.ПОЗНЕР: Вы помните, была песенка довольно ироничная "Зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей, и также в области балета мы впереди планеты всей". Это правда? Во-первых, были ли впереди планеты всей?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Мы должны делать всегда сноску, когда вспоминаем эти строки. Мы впереди планеты всей в классическом балете. Нам нет равных, и равных быть не может.

В.ПОЗНЕР: По сей день?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: По сей день.

В.ПОЗНЕР: Даже французы, создавшие балет?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Да. Они это потеряли. Мы это им вернули, благодаря антрепризе Дягилева, благодаря революции, когда отсюда сбежало, действительно, огромное количество талантов не только в области балета, вообще. Мы вернули туда все.

В.ПОЗНЕР: Но почему нам нет и быть не может равных?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Потому что здесь учат танцу, целенаправленно эта система существует с 1738 года. Анна Иоанновна подписала этот указ и создала это училище, понимаете? С этого момента. Мы восхищаемся с вами газоном в Англии. Да, его стригут 300 лет. И нас воспитывают 300 лет. Эта система себя оправдала – сколько выросло гениальных артистов? В классическом балете.

В.ПОЗНЕР: А и сегодня?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Да.

В.ПОЗНЕР: Несмотря ни на что?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Но мы хотим убить это. Наше общество. Потому что Министерство образования сейчас выпускает очень страшные законы, что все музыкальные, театральные, хореографические заведения должны принимать бесконкурсно – кто пришел, мы должны всех взять, учить с 15 лет, потому что это насилие над ребенком. Объяснить невозможно, что руку пианисту надо ставить с пяти лет, что ноги надо в балете ставить желательно с 9-10 лет. И сейчас идет большой скандал. Все деятели искусства уже написали письмо Президенту, премьер-министру, я написал лично письмо Президенту, написав вообще, когда созданы все эти театральные училища. Хоровое образование уникальное есть только у нас и в Австрии. У нас ему 500 лет. Хореографическому образованию почти 300 лет. Драматическому театру, образованию… Дело в том, что драматическое образование вышло из нашей школы, сначала нас всех вместе учили. Оно 150 лет где-то существует. Но если честно, побольше… И все музыкальные консерватории – им 200 лет. Ну почему мы должны это уничтожить? Мы до сих пор не можем сделать... Не Министерство образования, люди, которые никогда не играли на скрипке, не танцевали, не пели, должны нам диктовать, как учить детей, сколько часов. Это должны делать профессионалы, звезды, которые, действительно, играют, танцуют, поют на самых главных площадках мира. А наша страна этим может хвастаться как никакая, да? Если мы уже в Олимпиаде – просто нам стыдно говорить о наших результатах, то в искусстве мы еще, действительно, побеждаем всех вообще. Правда, мы рискуем Китаю скоро проиграть все. Но, к сожалению, пока мы не услышаны, Владимир Владимирович. Это очень большая проблема. Я выступал, уже ходил и в Министерство образования, я ходил на коллегию, когда была коллегия Министерства образования, Минобраза и даже ходил в Думу выступал. Но пока мы не услышаны. Я был как частное лицо, как артист. Пока игнорируют.

В.ПОЗНЕР: Вообще ничего не говорят, не отвечают даже, да? А как вы это понимаете? Не может быть, что это люди, которые хотят уничтожить наш балет.

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Вы знаете, мне кажется, что происходит? Что люди, которые пишут законы, когда их дети учатся за границей, гипотетически свое будущее не связывают с этой страной. Им все равно, как будут учиться остальные дети, понимаете? Я уверен, что если бы у нас был какой-то закон, что все те, кто принимает законодательные проекты и так далее, их разрабатывает, обязаны, чтобы их родные обязательно служили в армии, обязательно учились в нашей стране, только в нашей, тогда потихоньку эта система усовершенствуется. Вы знаете, почему в очень сложные годы наша школа, хореографическое училище была до последнего дня в перфектном состоянии? Сначала училась Таня Андропова.

В.ПОЗНЕР: Внучка Андропова. Естественно, да.

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: А потом училась Ксюша Горбачева. И наша школа даже в самые сложные времена, когда есть было негде, мы в буфете могли есть нормальные продукты. У нас была чистота, вы не представляете, какая. И так далее. Это было очень важно. Вот эти маленькие детали... Я всю жизнь коленопреклоненным буду стоять перед могилой Раисы Максимовны, которая регулярно приходила к нам в школу и проверяла, как здесь живут дети. Да, мы стояли в списке. Нет Президента и королевы, перед которыми я в детстве не станцевал, и мои сокурсники и так далее. Потому что к нам приводили всех, этой школой хвастались. Кстати, вы вспомнили французскую школу. Французская школа – да, она существует дольше. Но она сейчас существует по примеру русской. И если русское государство может себе позволить обучать детей фортепиано (мы, все-таки, восьмилетку музыкальную заканчиваем параллельно), французы вообще этому не учат. Если мы изучаем актерское мастерство очень серьезно, мне лично преподавал педагог МХАТа, мама Саши Васильева Гулевич-Васильева.

В.ПОЗНЕР: Александр Васильев, который занимается модой?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Модой, да. Его мама была профессором школы-студии МХАТ и мхатовской артисткой. Они не могут позволить себе учить характерный танец в том объеме, в котором учим мы. А у нас потрясающая система. И они вместо 8 лет учат 5. Понимаете? Это самая важная школа в мире после российской. Весь мир хочет учиться здесь, и платит деньги, едет и учится, чтобы в этой системе вырасти. А мы это почему-то хотим сломать. Если мы это сломаем, мы уже не будем в области классического балета впереди. Конечно, мы отстали во многих вещах, то, что называется модерн. Не то, что отстали. Мы просто 70 лет жили за забором, мы не знали, что там. Как у Андерсена в "Гадком утенке": мир простирается до забора, а от забора через пасторский луг. А что за пасторским лугом никто не знал. Вот мы и узнали теперь. Но мы сразу не можем все взять. И потом те люди, которые ругают наши театры, забывают, что все западные театры (а вы, Владимир Владимирович, должны это точно знать) не репертуарные. Они играют 15 названий...

В.ПОЗНЕР: За исключением, скажем, во Франции одного театра.

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Нет. Он не репертуарный. Он блоками.

В.ПОЗНЕР: Комеди Франсез?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Нет, я говорю про балет. Драма гораздо легче. Драма играется одним составом, как правило. В балете их 20.

В.ПОЗНЕР: Да, послушайте. Вы сейчас много раз говорили о загранице. Барышников, Годунов, Нуриев, Тимофеева – самые громкие, можно сказать, невозвращенцы, которые там получили возможность раскрыть свой талант так, как им хотелось, но кроме того и гораздо больше зарабатывать, чем они зарабатывали здесь. Неужели вас не тянуло? Потому что… Хорошо, вы, все-таки, жили в такое время уже, когда не было того политического давления, которое было прежде. Но платят же вам чепуху по сравнению с теми?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Я вам так скажу. Что платят нам столько же практически, коллективу, сколько им. А разница на сегодняшний день в одном, что у них соцпакет, страховки в отличие от нас очень серьезные. Мы не защищены ни от чего, это правда. Другой момент. Я сейчас о себе говорю. Вы говорили о Барышникове, о Годунове. Тимофеева, во-первых, не уезжала – она уехала уже после того как закончила танцевальную карьеру. У Годунова ничего не вышло на Западе, к сожалению.

В.ПОЗНЕР: Не вышло. Снимался в кино. Не вышло. Барышников и Нуриев – вот, два…

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Да. Но они очень умно распорядились.

В.ПОЗНЕР: Хорошо, но вы не глупее.

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Уже другой был период. И потом Нуриева, вы знаете, помимо того, что, конечно, он великий талант и потрясающий был артист, он был еще потрясающий менеджер. Каждый раз, когда падал интерес к нему (это засвидетельствовано все), он запирался в туалете самолета и начинал кричать, что в самолете кгбшники и хотят его выкрасть. Почитайте прессу. Тут же на первых полосах всего мира - опять к нему интерес. Он был гений в этом плане. И он очень правильно распоряжался той славой, которая ему...

В.ПОЗНЕР: Хорошо. Тогда проще. Вам никогда не хотелось?..

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: То, что касательно меня. Значит, мое время уже было такое. Так как я учился в московском училище, мы выезжали всегда. И, Владимир Владимирович, благодаря этому, я видел... А так как мы, я вам сказал, танцевали перед королями, министрами и президентами… Я приезжаю в Америку, во Францию, в Японию, видел всегда три слоя населения – как живет аристократия и политики, потому что приемы, как вы понимаете, нас в дом тогда приглашали, мы были дети Советского Союза. Мы всегда видели эмиграцию, потому что она так или иначе нас приглашала. И уже были свободные времена, перестройка, нам разрешали с ними общаться. И я видел, как живут простые люди, особенно в Америке. Обыкновенные. И я понял одно: что я не хочу быть иммигрантом.

В.ПОЗНЕР: Все, вопрос закрыл. Три коротких вопроса и постарайтесь коротко ответить. а) как вы относитесь к критике, в принципе?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: После того как я почитал, как Кюи писал о Чайковском, омерзительно.

В.ПОЗНЕР: Второе. Как вы относитесь к скромности? Хочу еще напомнить вам, что Пушкин Александр Сергеевич писал о себе: "Я памятник воздвиг себе нерукотворный", то есть можно сказать "Ух, какой нескромный". Как вы относитесь к этому?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Я отвечу вам фразой из одной французской пьесы, что скромность украшает того человека, у которого нет других украшений.

В.ПОЗНЕР: Есть ли роль, которую вы хотели когда-то сыграть, но так и не случилось?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Да. Я думаю, их очень много. Одна из таких – я мечтал, чтобы сделали спектакль "Демон", именно по Лермонтову. Борис Яковлевич Эйфман не захотел делать – он сделал "Падшего ангела". Я его станцевал. Но вот это, именно лермонтовский "Демон" - он меня очень привлекал.

В.ПОЗНЕР: У моего близкого друга Марселя Пруста есть к вам несколько вопросов – постарайтесь на них коротко ответить. Какую черту вы более всего не любите в себе?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Несдержанность.

В.ПОЗНЕР: А в других?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Неопрятность и непорядочность.

В.ПОЗНЕР: Какое качество вы более всего цените в мужчине?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Порядочность по отношению вообще к... К слову "мужчина" порядочность. Извините, что говорю долго, но надо оставаться во всех поступках мужчиной.

В.ПОЗНЕР: А в женщине?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Вы знаете, остроумие. Это скрашивает.

В.ПОЗНЕР: Когда и где вы были более всего счастливы, вы можете вспомнить?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Да. Я очень был счастлив, когда попал в Гранд-Опера, когда первый мой спектакль состоялся. Потому что тогда это был прорыв. 10 лет они не приглашали вообще никого из России, и я был первый, кто приехал.

В.ПОЗНЕР: О чем вы более всего сожалеете?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Сожалею? Знаете, иногда сожалею о том, что я не успел сказать или совершить, наверное, те поступки перед теми людьми, которые ушли. Что я многое допонял потом. Я очень рано всех потерял. Знаете, когда это говорит человек, которому, допустим, 60 лет – это одно. Но я всех потерял очень рано. Я многое тогда не мог понять – вот это сожалею.

В.ПОЗНЕР: Что вы считаете своей главной слабостью?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Я очень ранимый.

В.ПОЗНЕР: Какой недостаток вы легче всего прощаете?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Прощаю? Я способен простить ложь.

В.ПОЗНЕР: А который никогда не прощаете? Есть такой?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Да, предательство... Подлость – не предательство. Подлость.

В.ПОЗНЕР: Когда вы предстанете перед Богом, что вы ему скажете?

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Я скажу, что я старался жить честно. Именно перед Богом. Потому что я вырос в очень верующей семье, и мой педагог очень интересно сказал один раз. Он не мог меня заставить в детстве заниматься, иногда не хотелось, потому что я был очень способный, у меня все получалось. И он мне один раз сказал: "Цискаридзочка, тебе так много дал Господь Бог, что если ты этим не воспользуешься, он тебя накажет". Он не знал, что меня этим пугали в детстве. И я так испугался, я так стал стараться. И я часто, сам перед собой такие вещи… Просто я думаю, что есть же какой-то высший суд, все-таки.

В.ПОЗНЕР: Это был Николай Цискаридзе. Спасибо вам большое.

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Спасибо.

@темы: "цитаты", "видео"

---

это потрясающе!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

11.04.2011 в 09:06

Пишет  _FOTINA:

ЧУДЕСНЫЕ КОТЫ И ДРУГИЕ РАЗНЫЕ НЕ МЕНЕЕ ЧУДЕСНЫЕ ЗВЕРИ

11.04.2011 в 03:38

Пишет  Татик.:

Автор - Хлебников Валерий Иванович

+31

сайт автора

@темы: "арт"

---

клад-клад))

12.04.2011 в 04:27

Пишет  ladysheck:

толковые словари

@темы: "цитаты"

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Чудесно, что заглянула, Инесса Ли !



Рада тебе

@темы: "улыбнулось"

---

здОрово-здорОво ))

12.04.2011 в 00:03

Пишет  Archishamyn4yk:

23.02.2011 в 18:08

Пишет  + Марисоль +:

С новым днем Вас
Случайно нашла у  Naturka:

Классная штука )) Жмем!



Это просто великолепно ))) такой позитив

@темы: "улыбнулось"

---

это бесподобно!

11.04.2011 в 10:51

Пишет  SOLDIER 1st class:

Нотр-Дам де Пари (по финалковски) ))
Пишет  Dink Aantari:

24.03.2011 в 19:46

19.12.2010 в 12:16

Пишет  fromnextworld:

Седьмофиналковцы поют о роковой красоте
Всем известную Belle исполняют персонажи 7 финалки.
В ролях:
Эсмеральда — Тифа
Квазимодо — Винсент Валентайн
Фролло — Сефирот
Фебюс — Клауд
В эпизодических ролях:
Бог — Дженова
Люцифер — Генезис (если я правильно опознала)
Флёр-де-Лис — то ли Аэрис, то ли Зак (из видео неочевидно )

смотреть

Забавная вещь )) Насчет Винсента как-то оно сомнительно выглядит, но Сеф и Клауд отлично вписались )) Впрочем, они так же удачно смотрятся в вариантах, где Эсмеральдой назначили Аэрис )))

URL комментария

@темы: "музыка", "видео", "улыбнулось"

---

настоящий подарок от друга))

11.04.2011 в 19:29

Пишет  Инесса Ли:

+ еще немного картинок для тебя,silvervendetta ! !

@музыка: звук талисмана ветра

@настроение: радужное

@темы: "арт"

---

Котовопрос?

...на ветке сидел Чеширский кот и улыбался..
"На вид не злой",- подумала Алиса, и кот улыбнулся ещё шире. "Значит не сердится",- решила она и спросила:
- Скажите пожалуйста, куда мне идти?
- А где хочешь оказаться?
- Не знаю.
- Тогда всё равно, куда идти.
Алиса поняла, что спорить бесполезно, и решила подойти к вопросу иначе.
- А кто здесь кругом живет?
- Шляпник и Мартовский заяц, оба ненормальные.
- Зачем я пойду к ненормальным? Я лучше к ним не пойду...
- И ты ненормальная.
- Это почему?
- Нормальной говорящие коты не мерещатся.

@темы: "цитаты", "все страннее и страннее", "улыбнулось"

---

Герой Советского Союза Игорь Петрович Волк отвечает на вопросы Владимира Познера

Замечательный человек. О нем мало кто знает. Таких людей побольше бы на нашей планете.




И.Волк: Американцы выиграли космическое соревнование
Летчик-космонавт СССР, Герой Советского Союза Игорь Петрович Волк отвечает на вопросы Владимира Познера


Американцы выиграли космическое соревнование, считает летчик-космонавт СССР, Герой Советского Союза Игорь Волк. "К сожалению, это так, - отметил он в эфире программы "Познер". - Я думаю, как только американцы сделают корабль, который может достигать без нас МКС, дверь там будет для нас закрыта". По мнению космонавта, это произойдет достаточно скоро: "Что, они не могут сделать аппарат, который будет доставлять? Что у них нет ракет?".

полное интервью читать дальше

Причиной сложившейся ситуации, по словам Игоря Волка, стало уничтожение российского военно-промышленного комплекса. "Все предприятия сделали федеральными государственными унитарными предприятиями, но никакого государственного заказа они не получили, - пояснил он. - И все государственные унитарные предприятия – должники".

Вспоминая своих коллег по программе "Буран", большинства из которых уже нет в живых, Игорь Волк отмел слухи о том, что их целенаправленно ликвидировало КГБ или иностранные разведслужбы. По его мнению, причина гораздо банальнее, она лежит опять же в экономической сфере. "Когда мы стали заниматься этой серьезной темой, мы подняли технологический уровень нашей промышленности на ступень выше, - пояснил космонавт. - Уровень нашей подготовки был выше, чем основной массы летчиков-испытателей. А потом - закрывают и ребята остаются, лишенные надежд и полетов. Вот это их сломило".

Игорь Волк также отметил, что "космос, как ни печально, остается военным". "И конфронтация с китайцами у американцев, в том числе, обостряется еще в том, что китайцы взяли и сбили спутник, свой, правда", - пояснил он.




ПОЛНЫЙ ТЕКСТ ИНТЕРВЬЮ

В.ПОЗНЕР: В эфире программа "Познер". Гость программы сегодня – летчик-космонавт Игорь Волк. Добрый вечер, Игорь Петрович.

И.ВОЛК: Добрый вечер.

В.ПОЗНЕР: Сначала несколько вопросов от наших зрителей, которые присылают на Первый канал вопросы, узнав, кто будет. Иван Птичкин: "Я читал, что Георгий Михайлович Гречко верит в инопланетян. По крайней мере, в то, что существует другая, неизвестная нам жизнь в космосе. А вы как думаете? Действительно ли мы не одни во Вселенной? Как вы полагаете?"

И.ВОЛК: Насчет Гречко… Гречко так часто на телевидении мелькает, что лучше всего у него самого спросить. А я считаю, что да, жизнь существует, многообразие ее тоже так же бесконечно, как и сам космос.

В.ПОЗНЕР: Я не могу тогда не спросить: и когда-нибудь человечество убедится в этом, вы полагаете?

И.ВОЛК: Честно говоря, моя позиция: нам не отвечают не потому, что нет технических средств, а с моей точки зрения, мы не готовы к такому разговору как для них инопланетяне. Потому что мы, с моей точки зрения, мы не выдержали тот экзамен, который всевышний перед нами поставил.

В.ПОЗНЕР: Людмила Георгиевна Солнцева: "У вас есть кумир среди космонавтов или летчиков?"

И.ВОЛК: Среди космонавтов у меня кумир как был, так и остался – Юра Гагарин. А среди летчиков-испытателей, вот, я бы сказал так: ни один, честно говоря. К счастью, я был еще знаком и с Громовым. Потом Анохин и Амитханов.

В.ПОЗНЕР: "Как это быть героем страны? - спрашивает вас Михаил Дмитриевич Новиков. - Есть осознание того, что ты можешь больше, чем другие? Если да, то как вы этим пользуетесь и пользуетесь ли?"

И.ВОЛК: Я, может, сейчас скажу банальности. Здесь сказано, что встреча с летчиком-космонавтом, а фактически моя профессия – летчик-испытатель. Я с 1954 года практически 48 лет пролетал, поэтому для меня эта профессия дороже. А получил я звание героя Советского Союза, честно говоря, за удовольствие, за то, что мне предоставлено было две недели отдохнуть в космосе от моей, действительно, серьезной работы. Нисколько не уменьшаю труды космонавтов, но это фактически так. Потому что то, что я натворил в авиации, с моей точки зрения, более заслуживало этого звания. Следующий вопрос, пользуюсь ли я им. По мере возможности. Постольку поскольку, к сожалению, если на сегодняшний день даже на письма Героя Советского Союза наши руководящие товарищи не отвечают, что говорить тогда о простых гражданах, которые посылают иногда и крик души, а иногда и очень нужные для государства посылы.

В.ПОЗНЕР: В связи с тем, что вы сказали о себе, я опять должен задать вопрос. Был знаменитый летчик-испытатель, американец. Я не помню его фамилию, но один из самых знаменитых – вы, конечно, его знаете. Который отказался, когда ему предложили, быть астронавтом, потому что он сказал так: "Сидеть как обезьяна в этом железном ящике и ничем не управлять мне не интересно". То есть у него такое отношение к этому было. Немножко похоже на то, что вы сказали, чуть-чуть.

И.ВОЛК: Я так, честно говоря, не могу сказать, конечно. Я ведь попал в космос не потому, что туда рвался, а потому что пришло время. Я много глупостей наделал в своей летной работе, и эти глупости меня привели, в конце концов, в космос. Поэтому я серьезно и к этому отнесся - как и всему, что касается летания.

В.ПОЗНЕР: Я обязательно спрошу вас насчет глупостей, но чуть дальше. Василиса Антоновна Петрова: "Сейчас, в основном, звание Героя дают посмертно. По крайней мере, мало слышно о героях настоящего времени. Как вы думаете, с чем это связано?"

И.ВОЛК: Мне сложно на это ответить. Скорее всего, спрашивая, еще должен ответить и сам себе на этот вопрос. Но и там, я хочу сказать, меня как Героя Советского Союза никогда никуда не приглашали и не приглашают. Поэтому, в основном, это касается, слава богу, Героев России – хотя бы они постоянно получают приглашения на такие серьезные мероприятия.

В.ПОЗНЕР: Мария Капустина: "Раньше о космосе говорили постоянно. Мы знали, что происходит в этой сфере. Сейчас о нем вспоминают исключительно в День космонавтики. Вам не обидно?"

И.ВОЛК: Мне не это обидно, а обидно то, что, строго говоря, у нас исчезает, в принципе, и эта отрасль. Потихоньку закончилась практически авиационная промышленность, и никуда мы не двинемся от конца этой. Потому что все предприятия военно-промышленного комплекса практически дышат на ладан.

В.ПОЗНЕР: На этой веселой ноте мы уходим на рекламу. Сейчас вернемся.

ВТОРАЯ ЧАСТЬ

В.ПОЗНЕР: Дайте я начну с не очень серьезного вопроса. Получается, что цифра 12 или число 12 для вас какое-то особое. Вы родились 12 апреля, День космонавтики – 12 апреля, вы родились в День космонавтики.

И.ВОЛК: Наоборот.

В.ПОЗНЕР: Правильно. Первый ваш космический полет был на Союзе Т-12. Вообще, вы верите в магию цифр? В вас есть, я не знаю, суеверие какое-то? Счастливое, несчастливое число? Или совсем нет?

И.ВОЛК: Если прямо говорить, то особо я не верю, хотя, есть какие-то любимые цифры. Почему – я не могу сказать, то есть как-то сознательно я не думал. Двенадцатое, кстати, апреля мне испортили американцы – они 12 апреля на шаттле полетели. Это, с одной стороны, неприятно, а с другой стороны было приятно, потому что получили наши - те, кто создавал наш "Буран". Потому что до этого момента больше валяли дурака, не верили, что это вообще, в принципе, возможно.

В.ПОЗНЕР: Вы сказали уже – давайте на это более внимательно посмотрим – что вы, в общем-то говоря, не собирались быть ни летчиком, ни космонавтом, вас не тянуло. И вы даже как-то сказали, что, наверное, 90% людей не знают, кем они собираются быть. Это очень немногие в детстве еще или в юности уже четко понимают, кем они хотят быть. Но как вас тогда?.. Вы что, случайный летчик? Так получается? Волею судеб?

И.ВОЛК: Вы знаете, ничего не могу сказать. Но должен сказать, что случайности в моей жизни играют просто фатально-правильную роль. Не приди в Курске в девятый класс ребята из аэроклуба и не ищи смелых, то я бы и не знал, что такое может быть.

В.ПОЗНЕР: Но, все-таки, вы-то поступали не в летную школу?

И.ВОЛК: Аэроклуб. Они пришли, сначала смелых там много. А когда пришли на аэродром, там нужно учить дополнительно к тому, что тебе нужно в девятом и в десятом потом классе, еще нужно и тряпочкой поработать, и бензинчик помыть, и маслице протереть, и многие еще другие вещи, то смелых поубавилось. Во всяком случае, я остался и это, во всяком случае, я настолько полюбил это дело, что дальше все, что касалось летания, я заканчивал только с красными дипломами.

В.ПОЗНЕР: Но вы же, все-таки, поступали в Харьковскую артиллерийскую радиотехническую академию. Не так ли?

И.ВОЛК: В таком возрасте принимают решение за тебя родители, и у родителей тоже есть братья. Они все были офицерами, и поэтому, естественно, мама у них была самая младшая и была любимица, она была тринадцатой, и поэтому я не мог не послушаться. Поэтому меня послали в Харьковскую артиллерийскую радиотехническую академию имени Иосифа Виссарионовича Сталина. И уже остался, я сдал все экзамены, осталась химия. И на беду или на радость, на счастье, над казармой, где нас содержали, пролетел самолет и я с третьего этажа сиганул и вернулся в аэроклуб.

В.ПОЗНЕР: Такая тяга была, все-таки, значит?

И.ВОЛК: Да. Единственное, конечно, с ребятами, когда я уезжал, я попрощался, а инструктору, естественно, не хватило смелости сказать. Ну и получил как положено.

В.ПОЗНЕР: Так. Подождите минуточку. 1961 год, апрель. Вы уже лет 7 летчик, да?

И.ВОЛК: В 1954 году я поступил в Кировоградское военно-авиационное училище, в 1956 закончил, и в 1961 году я служил в Бакинском округе ПВО.

В.ПОЗНЕР: Значит, летали вовсю.

И.ВОЛК: Конечно.

В.ПОЗНЕР: Что вы почувствовали, когда вы узнали о полете Гагарина?

И.ВОЛК: Такое же восхищение. Я так думаю, я не знаю, как враги человечества, единственное мне трудно ответить, какое у них было чувство. Потому что с моей точки зрения абсолютно все остальные, даже не совсем нормальные люди, были горды, что человек вырвался из объятий, преодолел атмосферу.

В.ПОЗНЕР: Вы были знакомы? Вообще, вы познакомились с Гагариным или не успели?

И.ВОЛК: Видите ли, сказать знаком – нельзя, и сказать, что не знаком - нельзя. Потому что 1961 год, и тогда еще не было ни Центра подготовки космонавтов, ни аэродрома в Чкаловском не было готово для этого. И поэтому ребята приезжали, естественно, к нам в Жуковский. Фирма Доревского, которая отпочковалась от летно-исследовательского института, где сделали собственные кресла и все оборудование для этого дела, естественно, принимали ребята. Естественно, столовая у нас была одна, и спортивный зальчик, хоть и маленький, тоже был один. Но надо честно сказать, что нас пытались оградить. Но как можно оградить в человеческом общении? Потом они приходили, летали на Ту-104, летающая лаборатория, которая на невесомость. Я, естественно, не мог пропустить такие полеты и всегда напрашивался вторым пилотом на эти полеты. И, уж, на невесомости налетал. И, кстати, и в космос выходил из аппарата, который испытывал Леонов. Правда, без скафандра, в своем летном обмундировании. Я должен сказать, не очень простое дело.

В.ПОЗНЕР: Да уж наверное. Я почему спрашивал насчет Гагарина? Потому что вы сказали, что это был ваш кумир. Но почему? Почему кумир?

И.ВОЛК: Понимаете, здесь, по-моему, я буду тривиален, потому что прямо для того, чтобы понять, что такое человек, нужно кушать с ним соль. Кусок хлеба. Тогда чувствуешь и мысли, и все прочее. А дальше алгоритм поведения человека, который попал в такую орбиту. И с моей точки зрения, он нигде не прокололся. То есть он как был добродушным человеком с такой улыбкой, так и остался. Хотя, убежден, что это не совсем так, потому что не может система испортить человека.

В.ПОЗНЕР: Какие вы глупости наделали? Вот, вы говорили, глупости разные наделали. Какие? Из-за этого попали, так сказать, в космос.

И.ВОЛК: Как-то самолет Су-9, первый у нас перехватчик, который появился, сверхзвуковой, на нем испытывали в данном варианте низковысотный контур системы автоматического управления, огибания земной поверхности. Погода на аэродроме была не очень, 300 метров где-то нижний край и километра три видимость, а в зоне хорошая, поэтому меня туда послали. Но поскольку на этой высоте нет связи, контролировать...

В.ПОЗНЕР: А высота какая?

И.ВОЛК: Высота – где-то 500 метров. И поэтому когда я вышел в зону хорошей погоды, я отметил, на каком удалении кончались облака. А за час полета ветер западный был, он меня отогнал на 70 километров, на что я не рассчитывал, и у меня кончилось топливо. И поэтому у меня был вариант, когда я набрал высоту и запросил, какое мое удаление, то вариант либо по пути катапультироваться - там можно было, а я принял решение садиться.

В.ПОЗНЕР: Без топлива?

И.ВОЛК: Да, без топлива, без двигателя. И, во всяком случае, сел я успешно. Правда, на 168 метров я проехал на правом колесе, но, слава богу, он перевернулся туда, куда надо. Ну и все, как положено, получил от начальства, стаканчик спирта принял и сказал себе: "Ты ненормальный. Если ты в такую погоду, не готовясь, на таком самолете сделал посадку без двигателя..." А у нас положено по программе тренировки посадка без двигателя, но она делается в ясную погоду. И есть в инструкции, где какие точки, где какая высота должна быть. Значит, это можно теперь делать в любую погоду? И я сдуру, значит, прихожу и в графике ставлю галочку, что в облаках. Щербаков Сан Саныч, слава богу еще жив, летчик-испытатель, тот меня сразу на бюро. Летчик-испытатель, член партии, смотрите, ставит галочку, обманщик. Я говорю: "Ребят, вы чего? Есть самолеты с двойным управлением. Любой желающий - выбирайте самолет и выбирайте погоду".
На бюро меня вызвали. Ну а поскольку я вредный сам по себе, я с тех пор, с этого момента я на всех типах, на которых я проводил испытания, заканчивал испытательные режимы так, что я мог долететь без двигателя и все посадки после этого делал на любом типе самолета без двигателя.

В.ПОЗНЕР: Это вы называете глупостями, да? Это у вас такой принцип уже пошел?

И.ВОЛК: Это да, я уже из вредности. А я же не знал, что в это время подойдет правительство родное, и Центральный комитет даст указ о создании многоразовой космической системы.

В.ПОЗНЕР: Которая садится?..

И.ВОЛК: Без двигателя. И вот захожу к начальнику, а меня в это время выбрали секретарем парткома, о чем потом пожалели, и он своего товарища, любимчика уговаривает, чтобы он взялся за эту работу. А я захожу, он говорит: "Валентин Петрович, что ты ко мне пристал? Вот ненормальный, который на всех самолетах - без двигателя". Так я попал в эту обойму спецконтингента.

В.ПОЗНЕР: Все-таки, любопытно. А вообще говоря, для того, чтобы быть летчиком-испытателем – не знаю, но чтобы быть космонавтом, надо было обязательно быть членом партии, да?

И.ВОЛК: Нет, это не имело тогда значения. Во-первых, я уже был членом партии.

В.ПОЗНЕР: Я понимаю. Но вообще, в принципе?
И.ВОЛК: Я думаю, что да. Единственное, я хочу сказать, что у меня ситуация сложилась, когда я демобилизовался, хотя тоже интересный период, я как раз в 1956 году закончил училище и тут Хрущев начал разгон. У нас 85% выпуска ушло в гражданскую авиацию. А тут 1963 год. Я демобилизуюсь: чтобы попасть в школу летчиков-испытателей, обязательно демобилизовываться. А тут, извините, указание обратное – вернуть их всех обратно. И, вот, я попал в кадры, где этих отзывали, а меня никак не могли демобилизовать.

В.ПОЗНЕР: Вы пошли в члены партии по убеждению?

И.ВОЛК: В общем, да.

В.ПОЗНЕР: Убеждение осталось?

И.ВОЛК: Вы знаете, я думаю, что да, хотя многие вещи, которые потом стали известны, меня очень огорчали.

В.ПОЗНЕР: Хорошо. Вернемся к космосу. Помните я говорил насчет суеверия? Там числа такие-то, такие-то. Вообще, этот первый и, видимо, последний полет "Бурана", в котором вы участвовали, тоже связан с какими-то очень странными вещами. Во-первых, то, что очень многие, которые имели отношение к этому полету, погибли, кто когда, в разные времена. Если называть всех этих ребят "Волчьей стаей" по вашей фамилии Волк, да? Только у вас не было за 40 лет работы, насколько я понимаю, никаких аварий.

И.ВОЛК: Это не так.

В.ПОЗНЕР: Все-таки, были какие-то?

И.ВОЛК: Да сколько угодно.

В.ПОЗНЕР: Но остались, все-таки, в живых при всем при этом. Вообще были разговоры, что кто-то там, что КГБ убивало этих людей, что, наоборот, иностранная разведка убивала этих людей.

И.ВОЛК: Вы имеете в виду мою группу?

В.ПОЗНЕР: Да, вашу группу.

И.ВОЛК: Нет, это абсолютно не так.

В.ПОЗНЕР: А вы говорили такие слова: "Я не знал, что зову вас на смерть. Ребята, простите меня"?

И.ВОЛК: Нет.

В.ПОЗНЕР: Такого не было? Это все болтовня?

И.ВОЛК: Да, болтовня в чистом виде. Хочу сказать, что когда меня назначили, у меня была проблема набрать эту группу. Потому что до этого, оказывается, первый был, пустили это в Министерство обороны и там 500 человек примерно подали заявление. Из этих 500 человек процентов 20 списали, а некоторых вообще с летной работы. Наши это, естественно, знали. И поэтому у меня пошел только мой заместитель тогда, командир отряда Левченко Толя, а остальных мне пришлось... Они говорят: "Игорь, нам зачем это нужно?" Молодые, летают, все. Никаких проблем. Я приехал к Газенко, тогда директору Института медикобиологических проблем: "Олег Георгиевич, вот такая и такая ситуация". Он говорит: "Это решаемая проблема. Скажи ребятам, что они пускай идут. Если мы что-то найдем, во-первых, исправить. Если неисправимо, пусть пишут заявление по собственному желанию, что они отказываются". То есть такую проблему решили.

В.ПОЗНЕР: А как вы объясняете то, что столько людей из этой вашей группы потом ушло из жизни?

И.ВОЛК: Объясняю, Владимир Владимирович. Соль заключается, что мы, как бы вам сказать... Знаете, у меня есть друг в Новосибирске, который занимается очень серьезной генетикой, и в свое время он из болотной ряски выращивал деревья. И он как-то приехал ко мне, и я его, собственно, водил в Совет министров даже, он говорил, что нашел возможность, когда он в популяцию вводил код генератором изменения генетического кода, то популяция это принимала. Но когда он случайно включил возврат в тот же код, который был, вся популяция погибла. Он говорит: "Игорь, это же страшное дело. То есть если сделать генератор и поставить антенну, это можно элементарно заниматься этим делом, вот такие вещи". Я к чему это говорю? Мы, когда стали заниматься этой серьезной темой, чем подняли, собственно, технологический уровень нашей промышленности, мы вообще вышли на выше ступень. Мало того, что мы не прекращали летных испытаний, мало того, Силаев нам позволил заниматься самыми серьезными испытаниями. То есть уровень нашей подготовки был выше, чем основной массы летчиков-испытателей. И потом вдруг Силаев уходит, программу закрывают и ребята остаются, лишенные надежд и полетов. Вот это их сломило.

В.ПОЗНЕР: Вы согласны с тем, что с самого первого дня освоения космоса как Советским Союзом, так и США, вообще это освоение рассматривалось прежде всего с военной точки зрения. Это было так?

И.ВОЛК: Это было так. Тут соль заключается, почему Королев книжку, которую мы выпустили, где написано, что Королев, задача была его сделать ракету, которая доведет атомный заряд до США, и за это его драли нещадно. Но его собственное величие в том, что он, все-таки, нашел в себе силы создать совет главных конструкторов из шести человек, которые занимались, в том числе и этими обезьянами, и кроликами, и всем прочим, и довели это до того, чтобы вывести человека в космос.

В.ПОЗНЕР: Слова тогдашнего президента Академии наук СССР Келдыша: "Шаттл, то есть американский корабль многоразового использования, может пройти над Ленинградом или Москвой, сбросить ядерный заряд, уничтожив эти города". Значит, можно ли сказать, что "Буран" был задуман, в общем-то, для таких же целей? И вообще, если сегодня говорить, в какой степени сегодня космос продолжает оставаться военным?

И.ВОЛК: Космос, как ни печально, остается военным. И конфронтация с китайцами у американцев, в том числе, обостряется еще в том, что китайцы взяли и сбили спутник, свой, правда. Но сбили. И никуда от этого не денешься. Поэтому давайте насчет нашего "Бурана". Я постольку поскольку моя функция была, все-таки, довести его, чтобы он сел. Никто в это не верил. И Рюмин то же самое говорил: "Он не сядет". Я говорю: "Валера, ты ошибаешься. Если бы не со мной они бы связались, то он бы, может, и не сел. Он сядет". Я особо не интересовался, какая дальнейшая его судьба. Но насколько мне известно из того, куда я лез, я не видел каких-то военных программ, которые стояли. Возможно. Этого я не знаю. Но, во всяком случае, я не видел и чтобы на него делались какие-то гражданские программы, постольку поскольку хоть рука как таковая планировалась на борту находиться, но я... Значит, если американцы, для чего, с моей точки зрения, шаттл нужен? Чем дороже программа, тем он нужнее. Потому что одно дело с Земли нагрузки, и мало того, ты проверил, там все в порядке – уже запускать. Либо как у нас, запускать и все. У нас не было такого оборудования, чтобы кто-то там проектировал, чтобы можно было снять, положить этот спутник. Должны же быть какие-то крепления. Этого не было.

В.ПОЗНЕР: Хорошо. Помимо военного значения. Конечно, все, что происходило в космосе в те годы, имело громадное политическое значение. Когда первый спутник полетел в 1957 году, это произвело впечатление разорвавшейся бомбы в Америке, они стали говорить о том, как в школе у них отстали, как вообще они отстали. И это было как бы доказательством превосходства советского строя над капитализмом. Когда Гагарин полетел, еще раз то же самое было. То есть политическое значение было абсолютно огромным. И вообще эта вся история – это было как соревнование, в конце концов, двух супердержав. Вы же говорите вот что: "А почему надо считать работу в космосе гонкой на скорость? Стадионным забегом? Кто вперед? Вселенная бесконечна, финиша там нет". И вы, конечно, правы: финиша там нет. Но, все-таки, нельзя сказать, что (хотя, может быть, и горько), что в этом, все-таки, было соревнование и что его выиграли американцы.

И.ВОЛК: К сожалению. А как можно говорить по-другому? Я думаю, как только американцы сделают корабль, который может достигать без нас МКС, дверь там будет для нас закрыта.

В.ПОЗНЕР: А почему она будет закрыта?

И.ВОЛК: Владимир Владимирович, вы знаете, как уничтожали военно-промышленный комплекс? Все предприятия сделали федеральными государственными унитарными предприятиями. Значит, хоть какой-нибудь заказ от этого государства этим государственным унитарным предприятиям был? Абсолютно все государственные унитарные предприятия сели на картотеку. Потому что они занимались только тем, что им были заказы от Министерства обороны и от государства. Этого нет. Все государственные унитарные предприятия – должники. Все должники. А теперь настала эра, я вам гарантирую, что скоро у нас появится несколько миллиардеров-авиационщиков. Потому что при таких долгах - и балансовая стоимость, поскольку за эти 20 лет никаких вложений в модернизацию этих предприятий нет. Какова балансовая стоимость за это время предприятий? Нулевая. Ну, копейки. А рыночная? Вот и все. Когда Бразилия... Как ведь Эмбрайер сделали? Им сделали, конкретной фирме государство дало деньги, и они сделали самолеты, и пришлось США через ВТО их ограничивать. Так, давайте адресно посылать деньги в конкретные конструкторские бюро. Я сегодня знаю, что на ЭМЗ, что у туполевцев – они на голодном пайке находятся, эти конструкторские бюро.

В.ПОЗНЕР: А что за самолет? Я видел позапрошлым, может быть, это было летом или прошлым даже летом ранним на выставке в Бурже наш новый реактивный самолет, относительно небольшой, очень красивый и он делается на Сухом, кажется, SuperJet так называемый.

И.ВОЛК: Владимир Владимирович, давайте так. Была поставлена задача. У нас проблема основная – не самолеты, не линейки, средней, дальней и малой продолжительности линейка, да? У нас самая главная задача – у нас народ отклонили от общения. У нас раньше были самолеты АН-2, АН-24, АН-26, ЯК-40, которые по регионам шастали, привозили газетки, привозили лекарства, кушать и заодно забирали из дальних сел. И народ мог выехать в тот же Новосибирск, к тому же большому аэропорту в Иркутск для того, чтобы потом оттуда улететь и пообщаться со своими друзьями и семьями. Была поставлена задача сделать региональный самолет. Такой самолет уже был сделан туполевцами. Вернее, еще был не сделан, но уже была поставлена задача. И вышел на конкурс в том числе и этот RRJ, если вы помните. Это что? Реактивный региональный самолет, так? И, вот, конкурс выиграл Погосян постольку, поскольку он сказал, что сделает за собственные средства. Где он? То есть у нас регионального самолета как не было, так и нет. Все попытки даже контрольно-ревизионного управления Президента о том, чтобы запустить в серию, так ни к чему и не привели.

В.ПОЗНЕР: А у вас есть объяснение этому?

И.ВОЛК: Я бы не хотел бы его здесь высказывать.

В.ПОЗНЕР: Страшновато?

И.ВОЛК: Нет, почему страшновато? Чего мне боятся? Я раньше не боялся, а теперь тем более. Сейчас будет конкурс на перспективную систему авиационную, и, скорее всего, его опять выиграет Погосян.

В.ПОЗНЕР: Ладно. Не буду спрашивать, раз не хотите. Хотя, конечно, по-журналистски должен был на вас давить бы. Но, наверное, на вас давить бесполезно.

И.ВОЛК: Да нет. Мало того, строго говоря, RRJ – как минимум 80%, это комплектующие иностранного производства. То есть, делая этот самолет, мы фактически будем, опять же, оплачивать промышленность других стран.

В.ПОЗНЕР: Вернемся в космос. Значит, шаттл уходит в историю потихонечку, да? Но старенький "Союз", испытанный "Союз" становится, вообще, таким постоянным извозчиком, да? Такую ракету многие конструкторы называют "простой как топор". Американская пресса написала о нем так, сравнивая: "На ум сразу приходит пикап "Шевроле" 1967 года. Он пробежал уже 245 тысяч миль, насквозь проржавел, но все равно заводится с первого раза. Вот и русские ракеты - надежны как скала". Это было написано не так давно. А советская говорит по этому поводу следующее (тоже летчик-космонавт): "Они, то есть "Союзы" надежны, на них можно еще летать. Но дальше-то мы не идем, на старом багаже будем выводить на орбиту американцев, а они нам за это будут платить. Вот и весь рынок". А вы говорите, что и платить-то не будут. Как только они свой сделают "Союз", условно говоря.

И.ВОЛК: Вы же понимаете, логично. Что? Они не могут сделать аппарат, который будет доставлять?.. Чего у них, нет ракет?

В.ПОЗНЕР: Но вы знаете, странное дело. Это мне напоминает просто наш знаменитый автомат, понимаете, который был сделан бог знает когда. И стреляет до сих пор, его можно уронить в болото - и все. И никто такой не делает.

И.ВОЛК: Абсолютно безотказный. Да.

В.ПОЗНЕР: Да, вы согласны с Туполевым? Он мне как-то это сказал. Я был совсем юным, а он уже был совсем не юным. Но мне повезло с ним встретиться, он сказал: "Имейте в виду, Владимир Владимирович, если самолет некрасивый, он не полетит". Это правда?

И.ВОЛК: Правда.

В.ПОЗНЕР: Хорошо. Еще один вопрос. Вы, вернувшись из космоса и увидев Землю сверху, сказали довольно резкие слова: "Признаюсь, у меня в космосе первым желанием было уничтожить людей, чтобы ожила планета". Уничтожить людей, чтобы ожила планета – вы что имели в виду?

И.ВОЛК: Я себя имел в виду в том числе. А чего хорошего? Ну, господи, Земля нас уничтожит. Какая разница?

В.ПОЗНЕР: Почему вы так сказали? Что и почему?

И.ВОЛК: Вы поймите, из космоса видно все гадости, которые люди делают на Земле: где кто что вылил, где что горит, где что рассыпано. Все это, где что происходит, все это видно.

В.ПОЗНЕР: А другого пути нет кроме как уничтожение людей? Вы полагаете, что люди настолько неразумные, что просто...

И.ВОЛК: Полагаю, да. Герберт Уэллс еще в 1941 году сказал: "Ребята, одумайтесь. Что вы делаете? Давайте заниматься экологией!" Так было сказано, что "ребята, придет день, когда мы задохнемся от отсутствия кислорода". Это уже на сегодняшний день 400 миллиардов тонн CO2 у нас в атмосфере. То, что мы предлагаем утилизацию CO2, если ее сделать, еще дали бы денежку сделать мир и сделать еще пленки, которые непосредственно забирали бы CO2 из космоса, не надо вытаскивать нефть и газ. Почему это никто не делает? Мы защитили в Академии наук, нам сказали в Минпромторге: "Господин Волк, сделайте опытный образец, и мы вам тогда дадим деньги". Я говорю: "Так, на хрен вы мне тогда нужны? Если бы у меня на опытный образец были деньги, зачем вы мне нужны?" А никуда от этого не денешься – мы продолжаем садить миллиарды тонн этого углекислого газа. Поэтому и что происходит, вы же видите. Гольфстрим практически прекратил свое движение, около Мексики движение какое-то там, я не знаю. Что происходит? Что происходит на сегодняшний день и в Польше?

В.ПОЗНЕР: Наверное, это будет редкий случай. Я могу сказать, что вы – пессимист?

И.ВОЛК: Нет. Я просто говорю, что все, что я говорю, можно повернуть вспять при условии, если дать возможность людям это делать.

В.ПОЗНЕР: В мире вообще?

И.ВОЛК: И в мире в том числе. Я удивляюсь. Ведь, вы поймите, одна сегодня Ливия - просто классический пример геноцида США против всего мира. Просто аж кричит.

В.ПОЗНЕР: Марсель Пруст. Каким представляется вам счастье?

И.ВОЛК: Счастье мне представляется, когда светит солнышко, чистый воздух и есть возможность творчески трудиться.

В.ПОЗНЕР: Чего вы больше всего боитесь?

И.ВОЛК: Ничего.

В.ПОЗНЕР: О чем вы больше всего жалеете?

И.ВОЛК: Жалею, что в том периоде, когда у меня была еще энергия, я мог бы более серьезно относиться к своему самообразованию.

В.ПОЗНЕР: Какое качество вы больше всего цените в женщине?

И.ВОЛК: В женщине – верность.

В.ПОЗНЕР: Что вы считаете своим главным достижением?

И.ВОЛК: Я так думаю, что самым моим главным достижением это, все-таки, была моя деятельность как летчика-испытателя.

В.ПОЗНЕР: Что вы больше всего не любите?

И.ВОЛК: Больше всего - предательство.

В.ПОЗНЕР: Представьте, вы поймали золотую рыбку, три желания, пожалуйста.

И.ВОЛК: Ну, первое, самое главное – изменить производственные отношения, которые существуют в мире. Второе желание – это срочно заняться экологическими проблемами. И третье желание, поскольку я, все-таки, по профессии летчик, возродить авиационную промышленность в нашем государстве.

В.ПОЗНЕР: Чем вы больше всего дорожите в друзьях?

И.ВОЛК: Вы понимаете, я бы сказал тем, что они друзья. Потому что есть одни и те же мысли, которые соответствуют твоему пониманию жизни.

В.ПОЗНЕР: Если бы дьявол предложил вам вечную жизнь без всяких условий, приняли бы?

И.ВОЛК: Нет.

В.ПОЗНЕР: Оказавшись перед Богом, что скажете ему?

И.ВОЛК: Господи, прости мою душу, грешную, что мало делал для того, чтобы было хорошо на Земле.

В.ПОЗНЕР: Это был Игорь Волк. Спасибо вам большое.

И.ВОЛК: Вам спасибо.

@темы: "цитаты", "видео"

---

расслаблялась))

если кому что понравилось — берите ))


1. 2. 3. 4. 5.
6. 7. 8. 9. 10.
11. 12. 13. 14. 15.
16. 17. 18. 19.

@темы: "арт"

---

забавненько))

10.04.2011 в 08:47

Пишет  Taarena:

10.04.2011 в 02:14

Пишет  >Жопа с ушами<:

09.04.2011 в 21:03

Пишет  Gonzzza:

«Арсенал» планирует продать Андрея Аршавина
© РИА Новости

Наопмните, когда у нас там отменили рабство и торговлю людьми?

я стираю сыр, потому что дебил

я ненавижу телефон, потому что мои друзья хотят этого...
Прелестно!!!!! Х)

я целую Тимати, потому что я дебил

@темы: "приехали", "цитаты", "все страннее и страннее", "улыбнулось"

---

10.04.2011 в 09:31

Пишет  ~с мечтою на [ты]~:

Если Бог дал, значит знал, что выдержишь

Неприятности, как салфетки — тянешь одну, а вытаскиваешь десять.

Знакомо ли вам чувство, когда хочется уйти, но почему-то кажется, что хочется остаться? ©

@темы: "цитаты"

---

Жильбер Сесброн (1913—1979)

Пишет  _FOTINA:

11.04.2011 в 01:35

Нужно изгнать мысль, что твое счастье заслужено, ибо она ведет к иной мысли,
чудовищной, будто такой-то заслужил свое несчастье.

Лебедя создает вода. Лебедь без воды — просто гусь.

Лицо отделывается изнутри — душой, снаружи — жизнью.
В каждом лице можно различить и то, и другое.

Циркачи скажут тебе, что труднее всего жонглировать предметами разного веса —
когда одни очень легкие, другие очень тяжелые. А ведь именно этим ты занимаешься всю свою жизнь.

Я поставил себе принципом судить о мужчинах по тому, как они судят о женщинах.

Святость рождается из непроизвольных движений сердца,
а не из тщательного процеживания поступков, слов и мыслей.
Это чистый источник, а не дистиллированная вода.

Супружеские пары бывают четырех видов: ты и я равняется ты; ты и я равняется я;
ты и я равняется мы; ты и я равняется ты и я.

Мы бессознательно думаем, что Бог видит нас сверху — но он видит нас изнутри.

Нас мучит не будущее время, а условное наклонение.

Верить можно только в невероятное. Остальное само собой разумеется.

Тристрам Шенди
это французский писатель, романист, эссеист, киносценарист, награжден несколькими уважаемыми национальными литературными премиями, я читала только сборник его рассказов "Елисейские поля", такой своеобразный магический реализм, мне понравилось, есть еще переведенный на русский язык роман "Все святые идут в ад" , очень тяжелый, про гетто, я не смогла читать
вот такая ссылка есть на него:
www.bibliograph.ru/Biblio/C/CESBRON_G/CESBRON_G...

URL комментария

@темы: "цитаты"