драббл, всё та же серия. Нибельхейм, поэтому всё грустно. 269 слов В глазах ни тени узнавания. Лицо знакомое и чужое, почти такое, как после стираний памяти, только ещё хуже. Совсем пустое. Клауд знает о стираниях куда больше, чем Ходжо. Он изучил все оттенки пустоты, все формы разрывов, научился заполнять их именно тем, чем нужно. Подкидывать отдельные фрагменты, восстанавливать парой штрихов атмосферу ситуации, чтобы целые пласты исчезнувшего вдруг необъяснимым образом возвращались. Клауд знает: стирание не окончательно. Он задавался иногда вопросом, обнаружил ли это ещё кто-нибудь? Всё хотел спросить Аэрис, но никак не решался. Теперь неважно. Какая-то дрянь, страшнее направленного излучения лабораторных лент, уничтожила всё. Не воспоминания; Сефирот помнит, Клауд слышит, как звучит его имя-тягуче, глубинно,-но саму суть эмоций. Способность чувствовать. -Слушай… Клауд, прикончи его…-хрипит Зак. Он бы сказал это, если бы помнил всё-всё? Как они праздновали день рождения Аэрис? Как вдвоём толкали увязший в грязи грузовик, когда ездили к родителям Зака, в Гонгагу, а Клауд сидел за рулём и в зеркала заднего вида наблюдал за двумя заляпанными солджерами? Как лили во время миссий друг другу на руки воду, смывая кровь? Клауд не прошёл тесты на солджера однажды и стал рядовым в армии. Потом ему предлагали пройти тесты повторно. Он отказался, уже зная-тогда некому будет беречь бесконечность моментов, составляющих чужую, но далеко не безразличную жизнь. А вот теперь выясняется, что всё было зря. Срыв всё равно произошёл, и не с кем то-с Лучшим из Лучших. Какая разница, почему. Возможно, то самое, стёртое, помогло бы удержаться на грани безумия. Клауд взвешивает в руке Бастер. Учебные мечи легче, но этот-послушнее. Клауд знает о Сефироте больше, чем он сам. Поэтому-послушает Зака. Ради прекрасного некогда, а ныне сожжённого пейзажа Нибельхейма. Ради всей памяти, что он хранит. 1884+12=1896